|
…одиться. Вот и поп поднялся. Пошел старик его провожать, и только вышли на двор - поп видит, что со стороны никого больше нету, и начал старика допрашивать: - Послушай, свет, покайся мне, не оставляй на душе ни единого греха - все равно, как перед богом, так и предо мною: отчего так скоро сумел ты поправиться? Был ты мужик скудный, а теперь на поди - откуда что взялось! Покайся-ка, свет, чью загубил ты душу, кого обобрал? - Что ты, батюшка! Истинною правдою признаюсь тебе: я не крал, не грабил, не убивал никого. Клад сам в руки достался. И рассказал, как все дело было. Как услышал эти речи поп, даже затрясся от жадности. Воротился домой, ничего не делает - день и ночь думает: “Такой лядащий мужичишка и получил эдакую силу денег! Как бы теперь ухитриться да отжилить у него котелок с золотом?” Сказал про то попадье. Стали вдвоем совет держать. И присоветовали: - Слушай, матушка, ведь у нас козел есть? - Есть. - Ну, ладно! Дождемся ночи - обработаем дело как надо. Вечером поздно притащил поп в избу козла, зарезал и содрал с него шкуру совсем: с рогами и с бородой. Тотчас натянул козлиную шкуру на себя и говорит попадье: - Бери, матушка, иглу с ниткой, закрепи кругом шкуру, чтоб не свалилась. Попадья взяла толстую иглу да суровую нитку и обшила его козлиною шкурою. Вот в самую глухую полночь пошел поп прямо к стариковой избе. Подошел под окно и ну стучать да царапаться. Старик услыхал шум, вскочил и спрашивает: - Кто там? - Черт. - Наше место свято! - завопил мужик и начал крест творить да молитвы читать. - Слушай, старик, - говорит поп, - от меня, хоть молись, хоть крестись, - не избавишься. Отдай-ка лучше мой котелок с деньгами, не то я с тобой разделаюсь. Ишь, я над твоим горем сжалился, клад тебе показал, - думал - немного возьмешь на похороны, а ты все целиком и заграбил. Глянул старик в окно - торчат козлиные рога с бородою; как есть нечистый. “Ну его совсем и с деньгами-то, - думает старик. - Наперед того без денег жил и опосля без них проживу!” Достал котелок с золотом, вынес на улицу, бросил на землю, а сам в избу поскорее. Поп подхватил котелок и припустил домой. Воротился. - Ну, - говорит, - деньги в наших руках. На, матушка, спрячь подальше да бери острый нож, режь нитки да снимай с меня козлиную шкуру, пока никто не видал. Попадья взяла нож, стала было по шву нитки резать - как польется кровь, как заорет поп: - Матка, больно, не режь! Матка, больно, не режь!.. Начнет она пороть в ином месте - то же самое. Кругом к телу приросла козлиная шкура. Уж чего они не делали, чего не пробовали, и деньги старику назад отнесли - нет, ничего не помогло. Так и осталась на попе козлиная шкура.
Жили-были мужик да баба. А у бабы была падчерица. Она пряла у колодца да и уронила веретёшко в воду. Домой идет, плачет. А мачеха и говорит: — Чего плачешь? Ну, та ее и давай ругать, кричала, кричала и говорит: Девушка пошла да и бросилась в колодец. И попала на луг. Идет, идет, навстречу ей овцы: Она подпахала под ними, убрала, они и говорят: Она поклонилась и пошла. Идет дальше — навстречу коровы: Она подпахала под ними, подмахала, они и говорят: Идет она лугом, долгим полем, навстречу ей жеребцы: Она и им все сделала. Они и говорят: Пошла она дальше и дошла до избушечки, к старику и старушечке. Тут ее веретешечко. Говорит ей старуха: Она и давай служить. И так хорошо работала, что хозяева ее полюбили. Три года она у них жила, на четвертый соскучилась. Они ее и пустили. Много ей всего надавали, а как стала она через ворота выходить, так ее всю золотом обсыпало. Пошла она домой, навстречу ей пастухи, дали коровку, да овечку, да жеребчика. Пошла она домой с добром и вся как есть золотая. Дошла до ворот, собачка тявкает: А бабка кричит: Узнал про это народ, и стали ее сватать. Она за крестьянина не пошла, за дьячка не пошла, за барина не пошла, за дворянина не пошла, а посватал Иван-царевич, за него пошла. Ух, бабка зла стала! Послала свою родную дочь в колодец, за веретенышком. Та прыгнула и упала. Встала и пошла. Идет, идет, навстречу овечки: А она была грубая, злая, и говорит: И идет. Шла, шла, навстречу коровы: Пришла она к избушечке — к старику и старушечке. А старушка ей и говорит: Ну, стала она служить, и все не ладно, все спортит, ленится да неряшится. Три дня прослужила, на четвертый домой просится. Они ее отпустили, дали ей корзину с добром, она и пошла. Дошла до ворот. А из корзины жабы, да гады, да гнус полез, всю ее облепили, а с ворот смола полилась, всю залила. Побежала она домой, прибежала до ворот, а собачка: А бабка ей:
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был солдат; служил он долго и безупречно, службу знал хорошо, на смотры, на ученья приходил чист и справен. Стал последний год дослуживать - как на беду, невзлюбило его начальство, не только большое, да и малое: то и дело под палками отдувайся. Тяжело стало солдату, и задумал он бежать; ранец через плечо, ружье на плечо и начал прощаться с товарищами, а те его спрашивать: - Куда идешь? Аль батальонный требует? - Не спрашивайте, братцы! Подтяните-ка ранец покрепче да лихом не поминайте! И пошел он, добрый молодец, куда глаза глядят. Много ли, мало ли шел - оказался в ином государстве, усмотрел часового и спрашивает: - Нельзя ли где остановиться и отдохнуть? Часовой сказал ефрейтору, ефрейтор - офицеру, офицер - генералу, генерал доложил самому королю. Король приказал позвать служивого перед свои светлые очи. Вот явился солдат - как следует, при форме, сделал ружьем на караул и стал как вкопанный. Говорит ему король: - Скажи мне по совести, откуда и куда идешь? - Ваше королевское величество, не велите казнить, велите слово вымолвить. Признался во всем королю по совести и стал на службу проситься. - Хорошо, - сказал король, - наймись у меня сад караулить. У меня теперь в саду неблагополучно - кто-то ломает мои любимые деревья, - так ты постарайся, сбереги его, а за труд дам тебе плату немалую. Солдат согласился, стал в саду караул держать. Год и два служит - все у него исправно; вот и третий год на исходе, пошел однажды сад оглядывать и видит: половина что ни есть лучших деревьев поломана. “Боже мой! - думает. - Вот какая беда приключилася! Как заметит это король, сейчас велит схватить меня и повесить”. Взял ружье в руки, прислонился к дереву и крепко-крепко призадумался. Вдруг послышался треск и шум; очнулся добрый молодец, глядь - прилетела в сад огромная, страшная птица и ну валить деревья! Солдат выстрелил в нее из ружья, убить не убил, а только ранил ее в правое крыло; выпало из того крыла три пера, а сама птица по земле наутек пустилась. Солдат - за нею. Ноги у птицы быстрые, скорехонько добежала до провалища и скрылась из глаз. Солдат не убоялся и вслед за нею кинулся в то провалище: упал в глубокую-глубокую пропасть, отшиб себе все печенки и целые сутки лежал без памяти. После опомнился, встал, осмотрелся. Что же? - и под землей такой же свет. “Стало быть, - думает, - и здесь есть люди!” - Шел, шел - перед ним большой город, у ворот караульня, при ней часовой; стал его спрашивать - часовой молчит, не движется; взял его за руку - а он совсем каменный! Вошел солдат в караульню. Народу много - и стоят и сидят, - только все окаменелые; пустился бродить по улицам - везде то же самое: нет ни единой живой души человеческой, все как есть камень! Вот и дворец - расписной, вырезной. Марш туда, смотрит - комнаты богатые, на столах закуски и напитки всякие, а кругом тихо и пусто. Солдат закусил, выпил, сел было отдохнуть, и послышалось ему, словно кто к крыльцу подъехал; он схватил ружье и стал у дверей. Входит в палату прекрасная царевна с мамками, с няньками. Солдат отдал ей честь, а она ему ласково поклонилась. - Здравствуй, служивый! Расскажи, - говорит, - какими судьбами ты сюда попал? Солдат начал рассказывать: - Нанялся-де я царский сад караулить, и повадилась туда большая птица летать да деревья ломать. Вот я подстерег ее, выстрелил из ружья и выбил у ней из крыла три пера; бросился за ней в погоню и очутился здесь. - Эта птица - мне родная сестра; много она творит всякого зла и на мое царство беду наслала - весь народ мой окаменила. Слушай же: вот тебе книжка, становись вот тут и читай ее с вечера до тех пор, пока петухи не запоют. Какие бы страсти тебе ни казалися, ты знай свое - читай книжку да держи ее крепче, чтоб не вырвали, не то жив не будешь! Если простоишь три ночи, то выйду за тебя замуж. - Ладно! - отвечал солдат. Только стемнело, взял он книжку и начал читать. Вдруг застучало, загремело - явилось во дворец целое войско, подступили к солдату его прежние начальники и бранят его и грозят за побег смертью; вот уж и ружья заряжают, прицеливаются. Но солдат на то не смотрит, книгу из рук не выпускает, знай себе читает. Закричали петухи! - и все разом сгинуло! На другую ночь страшней было, а на третью и того пуще: прибежали палачи с пилами, топорами, молотами, хотят ему кости дробить, жилы тянуть, на огне его жечь, а сами только и думают, как бы книгу из рук выхватить. Такие страсти были, что едва солдат выдержал. Запели петухи - наваждение сгинуло! В тот самый час все царство ожило, по улицам и в домах народ засуетился, во дворец явилась царевна с генералами, со свитою, и стали все благодарствовать солдату и величать его своим государем. На другой день женился он на прекрасной царевне и зажил с нею в любви и радости.
Жили-были старик со старухой. Воротился он домой и рассказывает старухе. А она ему говорит: Старик взял топор и пошел караулить на ночь. Лег под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай таскать репу — нагреб целое беремя и полез через плетень. Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался. Заревел медведь и ушел на трех лапах в лес. Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть. Старуха прядет. А медведь сделал себе липовую ногу и пошел к старику со старухой. — Скырлы, скырлы, скырлы, Старуха услышала это и говорит: — Скырлы, скырлы, скырлы, В те поры старик со старухой испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха — на печь, под черные рубахи. Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой да и угодил в подполье.
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был Иван-царевич. И было у него три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них умерли. Умирая, они сыну наказывали: Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. Ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит: Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало. Пошел Иван-царевич с двумя сестрами в зеленый сад гулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией. Ударился орел об пол и сделался добрым молодцем. Прошел еще один год. Говорит Иван-царевич своей младшей сестрице: — Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом: отдай за меня Анну-царевну. Остался Иван-царевич один. Целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно. Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна. Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство. Пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться. Покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает: Просит Кощей у Ивана-царевича: — Спасибо, Иван-царевич, — сказал Кощей Бессмертный, — теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих. И страшным вихрем вылетел в окно, догнал Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе. А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу: «Что бы ни было, а разыщу Марью Моревну». Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец. У дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит: Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу. Ольга-царевна тотчас прибежала, стала его целовать, обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу. Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу. День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны. Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила: Собрались и уехали. А Кощей на охоте был. К вечеру он домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. — Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною. На ту пору Кощея дома не случилось. Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и положил в смоляную бочку, взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез. Слетелись все трое в одно место, разрубили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали, как надобно. Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилось. Сокол брызнул живою водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит: Приходит к ней и просит: Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу. И платок унесла да ему отдала. Видит в лесу улей пчел. Попадается ему навстречу львица со львенком. Побрел голодный. Шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый. Иван-царевич согласился. Баба-яга его накормила, напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались. Не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уж на закате, прилетела заморская птица и будит его: — Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Переспал ночь Иван-царевич. Наутро баба-яга ему говорит: Погнал он кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Иван-царевич встал и пошел домой. Баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц: Опять переспал ночь Иван-царевич. Наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти: Он погнал кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море, стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит: Иван-царевич пробрался в конюшню, улегся за яслями. Баба-яга шумит и кричит на своих кобылиц: Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич взял у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький. Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать. Бросилась в погоню. Во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост». Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга в реку свалилась. Тут ей и лютая смерть приключилась. Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне. Она выбежала, бросилась к нему на шею: Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается. Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею. В те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того накидал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру. Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью: Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.
Жил-был старик со старухой. Пришел час: мужик помер. Осталось у него семь сыновей-близнецов, что по прозванию семь Симеонов. Вот они растут да растут, все один в одного и лицом и статью, и каждое утро выходят пахать землю все семеро. Случилось так, что тою стороной ехал царь: видит с дороги, что далеко в поле пашут землю как на барщине - так много народу! - а ему ведомо, что в той стороне нет барской земли. Вот посылает царь своего конюшего узнать, что за люди такие пашут, какого роду и звания, барские или царские, дворовые ли какие или наемные? Приходит к ним конюший, спрашивает: - Что вы за люди такие есть, какого роду и звания? Отвечают ему: - А мы такие люди, мать родила нас, семь Симеонов, а пашем мы землю отцову и дедину. Воротился конюший и рассказал царю все, как слышал. Удивляется царь. - Такого чуда не слыхивал я! - говорит он и тут же посылает сказать семи Симеонам, что он ждет их к себе в терем на услуги и посылки. Собрались все семеро и приходят в царские палаты, становятся в ряд. - Ну, - говорит царь, - отвечайте: к какому мастерству кто способен, какое ремесло знаете? Выходит старший. - Я, - говорит, - могу сковать железный столб сажон в двадцать вышиною. - А я, - говорит второй, - могу уставить его в землю. - А я, - говорит третий, - могу взлезть на него и осмотреть кругом далеко-далеко все, что по белому свету творится. - А я, - говорит четвертый, - могу срубить корабль, что ходит по морю, как по суху. - А я, - говорит пятый, - могу торговать разными товарами по чужим землям. - А я, - говорит шестой, - могу с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плавать под водою и вынырнуть где надо. - А я - вор, - говорит седьмой, - могу добыть, что приглядится иль полюбится. - Такого ремесла я не терплю в своем царстве-государстве, - ответил сердито царь последнему, седьмому Симеону, - и даю тебе три дня сроку выбираться из моей земли куда тебе любо; а всем другим шестерым Симеонам приказываю остаться здесь. Пригорюнился седьмой Симеон: не знает, как ему быть и что делать. А царю была по сердцу красавица царевна, что живет за горами, за морями. Вот бояре, воеводы царские и вспомнили, что седьмой Симеон, мол, пригодится и, может быть, сумеет привезти чудную царевну, и стали они просить царя оставить Симеона. Подумал царь и позволил ему остаться. Вот на другой день царь собрал бояр своих и воевод и весь народ, приказ… Продолжение » |